Стоя на перекрестке, постукивая пальцами по рулю, я прокручивал в голове:"Угон судна, угон судна". В голове рисовалась картина о том как какие-то братки отобрали у кого-то рыболовецкое судно. Тут же всплыло что-то из детства, новостные репортажи о том, как террористы захватывают самолет, оно же воздушное судно, лязгают затворами автоматов и с криками: "Самолет летит в...", -  следовало название неизвестного мне города или это были не новости, а фрагмент из какого-то фильма.  В общем, к тому моменту пока я приехал к зданию транспортной прокуратуры, мое воображение красочно обрисовало портрет моего будущего подзащитного. По всей видимости, законодатель точно  так же  себе представлял это преступление и поэтому отнес его к категории особо тяжких и предусмотрел наказание до 12 лет лишения свободы.  

        Зайдя в кабинет следователя, руководителя отдела, я увидел его мирно беседующим с мужчиной, который сидел ко мне спиной. Я поздоровался. И следователь представил меня: "Николай Семенович, это Ваш адвокат..." С этими словами Николай Семенович повернулся ко мне и протянул сухую мозолистую руку. В то время как я ощутил крепкое медвежье рукопожатие, именно такое сравнение ко мне пришло в голову хотя, в последующем, познакомившись с Николай Семеновичем, я понял, что он вовсе не медведь, а настоящий морской волк, проходивший в море более 45 лет. Так вот, во время этого рукопожатия из моей головы  словно кадры фильма на перемотке в обратную сторону исчезли все мысли о братках из 90-х, о террористах, захватывающих судна. Передо мной стоял коренастый мужчина, невысокого роста, с лицом, изрядно изборожденным морщинами. "Вылитый Бельмондо", - показалось в тот момент мне, так Николай Семенович трансформировался в известного французского актера, коем и оставался в моей голове до самого окончания дела.

        "Николай Семенович, расскажите мне подробно как все произошло, с адвокатами как с врачами, лучше рассказать всю правду", - начал я разговор.  

     "Можно просто Семеныч, меня так все называют. С адвокатами я еще не общался, а вот врачи, - в голосе Бельмондо слышалась досада, - они меня и забраковали из капитанов". "В общем, я уже все рассказал в милиции",- сказал Семеныч и сразу же спросил: "Команду, что тоже всю в тюрьму?"  

         Если коротко и убрать все морские термины и профессиональный жаргон, которыми изобиловал  рассказ Николая Семеновича, то ситуация была следующая:

     Семеныч долгое время был капитаном, но по состоянию здоровья не прошел очередную медкомиссию и работодатель, зная опыт и авторитет Николая Семеноваича, оставил его на судне в другой должности, назначив формально капитаном другого. Вся команда слушала только Семеныча, никаких проблем с этим в коллективе не возникало.   

       В том году в июне как обычно стояла плохая, ветреная погода, и судно с командой находилось в порту. Многие рыболовецкие компании уже обустраивали станы, расставляли крабовые ловушки и сети. И вот руководитель одной из таких компаний прибежал к Семенычу, сообщил, что неожиданно передали резкое ухудшение погоды и просил его выручить, срочно выйти в море, забрать работников с еще не обустроенного стана, собрать ловушки. Будет сильный шторм, ловушки разбросает-переломает, а мужикам непонятно сколько придется на стане пробыть, еды у них совсем немного. Бельмондо всю серьезность положения осознал, но отказал, объяснив, что собственник судна сказал быть в порту, он сейчас недоступен, а капитан уехал в районный центр, а без разрешения собственника и капитана оформить выход из порта никак не получится.     

      Погода ухудшалась. Семеныч несколько раз попытался дозвониться до собственника судна, но абонент был недоступен. Переживал Бельмондо, что отказал, выручать надо было людей. И когда снова руководитель "конкурирующей" компании забежал на судно  все с той же просьбой, Николай Семенович принял решение: выходить в море. Вся команда безоговорочно стала выполнять  распоряжение "капитана". По дороге к стану погода еще была терпимая, забрали со стана двух работяг, собрали почти все ловушки, а возвращались в порт уже в сильный шторм. Обратный путь Семеныч красочно описал мне "по-матросски", что-что, а виртуозно ввернуть матерное словечко под любым падежом и склонением Семеныч умел мастерски. Вместо встречи Семеныча и его команды со спасенными, как героев, в порту их встречала милиция, как преступников.    

    Все предварительное следствие мы отстаивали позицию о крайней необходимости, то есть это такие действия, которые хоть формально и считаются преступлением, но когда они направлены на устранение опасности, которая угрожает жизни людей или имуществу, то такие действия  не признаются преступлением. При этом Семеныч настаивал, что сам принял решение и команду не ставил в известность о том,  что в море выходили без разрешения собственника. Тем самым "капитан" выгораживал команду, чтобы никому больше не грозила опасность уголовной ответственности.  

      События эти происходили еще в те времена, когда  статья "угон судна" подпадала под суд присяжных, их еще на тот момент было 12.  То есть принимать решение виновен или не виновен будет не профессиональный судья, а 12 граждан из народа. Право просить о том каким судом судить будут, профессиональным или присяжными, дано самому обвиняемому. Неоднократно в ходе следствия мы упоминали руководителю отдела, что воспользуемся этим правом и попросим суд присяжных. Одно только это заставляло следствие волноваться, ведь факты были таковы, что собственник судна не предъявлял никаких претензий к Николай Семеновичу, руководитель компании, чей был стан и крабовые ловушки, подтверждал в своих показаниях, что уговорил Семеныча, так как нужно было спасать людей и имущество компании. Без этих дорогостоящих ловушек много людей осталось бы без работы, а небольшая компания была бы на пороге разорения. Все казалось бы было в нашу пользу, но неповоротливая система и судебная практика как будто бы не замечала статью в уголовном кодексе о крайней необходимости.  

      Суд должен был проходить в районном центре, далеко от дома Семеныча, частые поездки на суд или проживание в гостинице сильно бы ударило по бюджету семьи Семеныча. Откровенно говоря, не было у него вообще на эти поездки и проживание денег. А суд присяжных частенько затягивается, то кандидаты в присяжные не приходят, то организационные проблемы у суда. Бывало в практике больше года не могли сформировать скамью присяжных, судить некому было. Этим и воспользовались правоохранители, сделав Семенычу через меня предложение, от которого ему было сложно отказаться. Я как его адвокат, должен был это предложение ему передать, чтобы именно сам Николай Семенович принимал решение.  Полностью признаться, не говорить о крайней необходимости и получить достаточно мягкое наказание, не связанное с реальным лишением свободы. Или рискнуть - пойти на суд присяжных,  получить шанс на полное оправдание, а в случае неудачи, возможно, отбывать наказание в исправительной колонии, в простонародье называемой тюрьмой.  

     Я понимал, что смогу добиться оправдания Бельмондо в суде присяжных, смогу  убедить простых людей, что то, что сделал Семеныч не преступление, а правильный поступок настоящего человека. Но мог ли я рисковать чужой судьбой, жизнью.  До сих пор бывает вспоминаю это дело, размышляя: должен был ли я быть более убедительным и  настойчивым, чтобы все-таки склонить Семеныч к суду присяжных? Нужно ли было ему это или это мой профессиональный эгоизм желал добиться оправдательного приговора? Сложно бывает посмотреть на ситуацию со стороны, но все же, взвесив все риски, интересы доверителя,  после долгого разговора, не назовешь такую беседу по душам консультацией,   Семеныч принял решение, которое гарантированно оставляло его на свободе.